Члены военно-исторического общества «Фронт Лайн» («Front Line») провели уборку и чистку памятника на могиле поручика лейб-гвардии Волынского Его Величества полка Михаила Александровича Дурасова умершего 13 сентября 1854 года, захороненного на Александро-Невском кладбища в Таллине.

Фамилия Дурасова упоминается в материале «Оборона Ревеля в 1854 году» в газете «Ревельские Известия»  от 19 августа 1893 года. Сообщается, что для защиты города по побережью залива было выстроено несколько земляных батарей.

Самая большая батарея, ново-екатеринентальская, расположенная перед парком Екатеринталь, имела 18 чугунных крепостных орудий, пушек и единорогов, сорока-фунтового калибра, которой и командовал поручик лейб-гвардии Волынского Его Величества полка М.А. Дурасов.

Оборону Ревеля  талантливо описал в муниципальной газете «Столица» - краевед, автор нескольких книг и журналист Йосеф Кац.

Крымская кампания 1853-1856 годов гулким эхом отозвалась и на берегах нынешней Таллиннской бухты.
Названия войн могут ввести в известного рода заблуждение. И Столетняя война не длилась ровно век, и Первая мировая не была первым вооруженным конфликтом, возникавшим на территории нескольких континентов разом.

С Крымской — та же история: наряду с основным, Черноморским, театром военных действий плацдармом для воюющих сторон стали берега и Тихого океана, и Белого моря, и Балтийского.

Явный анахронизм

Ревельские обыватели, взволнованные слухами о приближении эскадры. Карикатура современника.

«Из всех стратегических пунктов на Балтике можно было быть спокойным только за Свеаборг и Кронштадт, — делился в 1893 году на страницах «Ревельских известий» воспоминаниями о событиях сорокалетний их участник — Оба, хорошо укрепленные могли дать отпор самому сильному флоту».
Прочие морские крепости на подходе к столице Российской империи подобного оптимизма не внушали: и Выборг, и Нарва, и Ревель были, конечно, окружены рвами и бастионами, возведенными по последнему слову фортификации рубежа XVII-XVIII веков, но в середине XIX столетия они выглядели уже явным анахронизмом.
Не лучше обстояло дело и с вооружением ревельской крепости: на валах Тоомпеа разместили четыреста разнокалиберных пушек: часть из них помнила если и не Ивана Грозного, то Петра I — наверняка. Уложены они были без лафетов: при первом же пробном залпе их деревянные ложа рассыпались от ветхости, а потому были удалены.
Назначенный командующим обороной южным побережьем Балтийского моря генерал Фридрих фон Берг выбрал в качестве своей штаб-квартиры Ревель. Ему было ясно: если средневековая крепостная стена и естественный холм Тоомпеа мог послужить неприятелю хоть какой-то преградой, то большая часть города не защищена ничем.
По традиции, восходящей ко временам Ливонской и Северных войн, Берг призвал сравнять с землей предместья: противника надо было лишить потенциального укрытия при штурме После недолгих уговоров отцы города приняли решение снести застройку Каламая: врага ждали с моря, и его попытка укрепиться в портовом районе виделась весьма вероятной.
Уничтожением примыкающих к гавани кварталов дело не ограничилось: в спешном порядке по всему побережью возводились земляные укрепления — батареи. Самая мощная из них, Ново-Екатеринентальская, располагалась как раз у начала аллеи, соединяющей взморье с Екатерининским дворцом.
Одна из батарей была возведена непосредственно в акватории Ревельской бухты и соединялась с сушей гатью, устроенной на связках хвороста. Намытый для ее сооружения небольшой искусственный островок и по сей день различим с берега Каламая в сотне метров от Батарейной тюрьмы.

Готовность к встрече

«Здесь, конечно, готовятся достойно встретить «милых гостей», — писал супруге из Санкт-Петербурга зимой 1854 года поэт Федор Тютчев. — Петергоф, Ораниенбаум покроют укреплениями. Финляндия — под оружием. Даже невинный Ревель, порт которого уже свободен от льда, готовится к обороне…»
Англо-французская эскадра под командованием адмирала Чарльза Непира прошла Датские проливы в самом конце марта 1854 года. У входа в Финский залив ее корабли были замечены 19 апреля. И хотя направление основного удара было неочевидным, фон Берг решил не искушагь судьбу — и назавтра же объявил в Ревеле осадное положение.
Из опасения бомбардировки все более или менее зажиточные жители, местные бароны и купцы выехали из города, оставив свои дома и квартиры на попечение прислуги. Магистрат в полном составе перебрался в далекий от побережья Вейссенштейн и до начала зимы проработал в нынешнем Пайде.
«Остались только те, кому не на что или некуда было уехать, — свидетельствовал очевидец. — Чтобы оконные стекла не лопались от грома выстрелов, они были заклеены крестообразно или звездообразно полосками бумаги. Таким образом, наружный вид города представлялся мертвым».
Не меньше вражеского вторжения фон Берг опасался паники. Потому он настрого запретил батареям открывать огонь без его личного приказания — красного флага днем или красного фонаря ночью, который должен был быть поднят на самом высоком строении города — шпиле церкви Олевисте.

Килечная охота

«Флот подошел к Ревелю в конце июня, вечером, — рассказывает мемуарист. — Из штаба по всем батареям был разослан приказ разжечь фитили и зарядить орудия. Глаза всех защитников устремлялись то на флот неприятеля, то на башню святого Олая.
Но противники наши не торопились начинать действия. Медленно, один за другим, корабли поднимались из-за горизонта и выстраивались у острова Нарген. Всю первую ночь никто во всем Ревеле не смыкал глаз. Однако ночь прошла, и неприятельские корабли, встав на якорь, не переменили своего расположения.
С того дня и до конца навигации положение дел ни разу не изменилось. Всё лето союзная флотилия простояла на виду у города неподвижно, не сделав даже малейшей попытки к началу военных действий. К ней уже все привыкли, и никого она больше уже не волновала и не пугала».
Кому появление вражеских кораблей помешало — так это местным рыбакам, промышлявшим ловом кильки. Поначалу они вовсе не отваживались выходить в море, но потом, заметив неподвижность флотилии, всё смелее стали отправляться на промысел, приближаясь к противнику.
Скучающие англичане и французы, едва завидев рыбацкие лодки под косым парусом, спускали на воду паровые катера и начинали гоняться за лодками. Впрочем, без особого результата: до конца лета ни один килечный баркас не был ими взят в плен.
«Эти сцены охоты за рыбаками повторялись почти ежедневно и несколько разнообразили скучную гарнизонную службу», — признается мемуарист.

Морская кавалерия

От атаки Ревеля командование англо-французским флотом отказываться не спешило: готовясь к ней, адмирал Непир отдал распоряжение провести замеры глубины фарватера бухты.
«Как-то раз английский весельный катер подъехал очень близко к берегу, что замечено было казачьим патрулём, случайно проезжавшим около того места, — сообщают «Ревельские известия». — Казаки, грозя нагайками, начали кричать англичанам, чтобы они уезжали прочь.
Англичане, в свою очередь, отвечали криками на своем языке и грозили казакам веслами. Тогда казаки, не выдержав, бросились на конях вплавь к дерзкой шлюпке, и, добравшись до нее, начали стегать матросов нагайками. Победа оказалась на стороне казаков, потому что шлюпка повернула назад и скрылась под защитой своего флота».
Случай этот был пересказан великим князьям Михаилу и Николаю Николаевичам, прибывшим в Ревель с инспекцией местных укреплений. Ходили слухи, будто пример казаков навёл петербургских гостей на комичную мысль — взять англичан на абордаж при посредстве кавалерии.
Неширокий и мелкий пролив между материком и островом Нарген планировалось перейти на конях, а оттуда уж до судов было рукой подать. Вероятно, только хронический дефицит войск в блокированном с моря Ревеле помешал реализации этой оригинальной идеи…

Инженер против адмиралов

Британские корабли, покидающие базу на острове Нарген. Гравюра 1856 года.

Исход битвы на Балтике, впрочем, решила не молодецкая удаль и лихой героизм, а технический прогресс.
И хотя спущенная в Ревельской гавани 5 сентября 1854 года подводная лодка Оттомара Герна дала течь и была признана негодной для оправдания возлагавшихся на нее надежд, инженерная мысль в той войне побеждала флотоводческую.
Еще весной петербургский академик Борис Якоби «по величайшему соизволению» приступил к работе по созданию «адских машин» — так прозвали изобретенные им гальванические морские мины познакомившиеся с ними британские моряки.
К апрелю 1855 года морские подступы к столице Российской империи были заминированы. Новая англо-французская эскадра, базировавшаяся на рейде острова Нарген, вновь не рискнула приблизиться к городу и начать активные действия.
Так что если результаты завершившейся к началу 1856 года Крымской войны для России в целом можно назвать плачевными, Ревель вышел из нее с минимальными потерями: наряду с Ригой, Выборгом и Нарвой он был разжалован из списка морских крепостей.
Память о событиях, произошедших сто шестьдесят лет назад, хранит разве что некрополь британских моряков, который лет двадцать назад разыскали и отреставрировали на побережье острова Найссаар.
Да еще — строки полузабытой казацкой песни «На Балтийском берегу», записанной в 1902 году:

«Как задумал агличанин,
На Россеюшку идти,
Полно, полно, басурманин,
Тебе в Ревель не взойти!»…