Ирина Горюнова, писатель, поэт, литературный редактор. Член Союза писателей России

Моя дочка всё время разбрасывает свои игрушки по всей квартире. Ни уговоры, ни строгий тон не помогают. Спотыкаясь об очередную мягкую игрушку или случайно раздавив какую-нибудь маленькую фитюльку, над которой моё дитя потом долго рыдает, пытаюсь найти ответ – что же мне сделать, чтобы всё, наконец, оказалось на своих местах. Я – слишком мягкая мама и предпочитаю уговоры и объяснения наказаниям, но тут – теряюсь. 

В случайно выдавшийся свободный день еду покупать ночник для своей дочки и застреваю в огромном изобилии различных интерьерных деталей и украшений, в милых женскому сердцу вещицах, совершенно ненужных, но придающих уют и очарование. Изогнутые, словно искривленный стебель растения, вазочки из муранского стекла и горшки с пышными декоративными цветами, изящные статуэтки с загадочными глазами египетских фараонов, сплетенные из ивовой лозы странные шары… - хочется медленно и медитативно ходить среди всего этого разнообразия, чтобы потом вдруг осознать, на что именно откликнется твоё сердце, выбрать именно то, чего не хватает твоему дому и тебе.

Взгляд  внезапно падает на потрясающе сделанный  детский сундучок для игрушек, словно нарисованный в старинной книжке про пиратов: из светлого полированного  дерева, весь в искусных щербинках  и сколах, немного состаренный, с  большим висячим замком на кованых железных петлях, покрытых зеленой патиной. Так и хочется прятать в это надежное и уютное нутро свои самые главные детские секреты и любимые игрушки: грустного медведя с порванным ухом, верного друга щенка с косящими глазами, дневник, которому поверяешь все свои тайны, перламутровые фамильные бусы, подаренные бабушкой на день рождения, погремушку, с чуть треснувшим колечком… Из него можно случайно вынуть невесть как завалявшуюся там волшебную палочку, ковер-самолет, свои первые башмачки со сбитыми мысками или хрустальные туфли золушки, а может быть волшебные краски… Такой сундук – это вход в мир сказки и детства, сбывшихся и несбывшихся желаний.

     
Я хорошо помню семейный «бабушкин  сундук» - неказистый огромный ящик из фанеры, предназначенный для перевозки продуктов, вернее бутылок. Темно-зеленого цвета, по бокам - железные полосы, прикрученные к стыкам большими бляхами болтов. Уродливые металлические ручки, если их резко отпустить, издавали громкий и пустой звук, стукаясь о тело ящика. На передней стенке проступали полустертые белые буквы и перевернутый вниз контур рюмки.

     
Во  время Великой Отечественной  войны, в 1943 году, мои бабушка и  прабабушка ушли из дома на фронт практически  в чем были, с маленькими рюкзаками  за спиной, в которых кроме смены  белья, хранились только несколько дорогих сердцу фотографий, перламутровые бусы и миниатюрный дореволюционный сборник чтеца-декламатора со стихотворениями лучших русских поэтов. Отца бабушки к тому времени расстреляли свои же, русские, по какому-то страшному и нелепому доносу.  Оказавшись в медсанчасти Второй танковой армии, работали там санитарками, а на четвертый год войны бабушку (ей тогда исполнилось восемнадцать лет) и её мать демобилизовали, направив поступать в медицинский институт. Возвращаться в родной город смысла не было – дом разбомбили, судьба разбросала друзей и близких по всей стране.

     
После войны бабушка вышла замуж  за военного – полковника, инженера авиации. Липецк, Воронеж, Винница, Звездный городок, Москва… - семья постоянно  переезжала из города в город, и этот ящик, достаточно вместительный, кочевал вместе с ними, пока, наконец, не превратился в сундук для хранения разных ненужных вещей и тряпок и в тумбочку для небольшого черно-белого телевизора с выпуклым глазом-линзой и жесткой пластмассовой ручкой для переключения программ.

     
Открывание  ящика всегда было священнодействием, которого я ждала с замиранием сердца. Мне разрешалось примерять  старые бабушкины платья, расшитые бисером по тонкому кружеву декольте, пахнущие нафталином шерстяные платки с большими яркими цветами и Жар-птицами, вязанные крючком тонкие пелерины, невесомые, словно снежные покрывальца, длинные почти цыганские юбки с шаловливыми рюшами и оборками… Надевая эти сказочные одежды, можно было вообразить себя и великосветской дамой, спешащей на торжественный бал, и крестьянской девчонкой, прихорашивающейся перед посиделками на завалинке, и маленькой разбойницей из сказки о Снежной Королеве… Самыми любимыми были цыганские юбки и шали. Включая Кармен-сюиту, я самозабвенно танцевала, переносясь в другое место и время, интуитивно чувствуя нужный темп и движения танца, выгибалась струной, подчиняясь плывущим звукам музыки, полным неизбывного волшебства. Мне казалось, что в моих руках оживают кастаньеты, заставляя убыстрять ритм, стуча каблучками, выбрасывать вперед ноги, притоптывать, отбивать чечетку, всё быстрее и лихорадочнее двигаться, двигаться, чтобы не прервать тонкую нить, связывающую меня с таинственным миром страстной Кармен.

     
Сейчас  ящик хранит на балконе пустые банки, мотки веревок, крышки для консервирования и разную кухонную дребедень, которую жалко выбросить. Вдруг пригодится?! Выходя вечером на балкон, я подолгу сижу, облокотившись на ящик, и смотрю на звездное небо, вспоминая детство и ту радость, которую дарили мне моё восприятие мира и этот всё еще нужный ящик. Конечно, сравниться с ним не сможет никакой шикарный пиратский сундук, который я всё-таки куплю дочке, чтобы у неё тоже было своё памятное местечко для хранения игрушек.

    
Думая об этом, я приоткрываю ящик своих  воспоминаний, вернее воспоминаний моих бабушки и прабабушки, и понимаю, что очень хочу рассказать их историю, историю простых русских женщин. Они не были героинями, не бросались грудью закрывать амбразуры, взрывать вражеские танки, устраивать диверсии… Они просто прошли эту войну… как многие русские женщины – медсестрами и санитарками… со своей не всегда заметной болью, с маленькой (по чьим-то меркам), но такой чудовищной трагедией. Многое с того времени забылось, что-то мне пришлось додумывать самой, так что за полную достоверность я не ручаюсь. Тем не менее, основные события реальны и достоверны, мной изменены имена, фамилии героев и домыслены какие-то детали. 
 

Но вы понимаете, война это не романтика, это всегда боль и кровь, страдания и та неприглядная правда, которую зачастую так не хочется обнажать. А еще – глубокая внутренняя боль от потаенных мыслей. Зачем все это было? Кому нужно? Мы только маленькие винтики в игре политиков или все же живые люди, и слова «честь», «достоинство» пустой звук или… нет? Я хочу писать о своих бабушках нежно, показывая суть прошедшего, не ранить, не оскорбить то, что было когда-то свято для них. Сколько себя помню, мы всегда пели военные песни и, ах, как я завидовала, что моя бабушка разъезжала в войну на коне, пусть и с санитарным обозом Второй Танковой армии. Я завидовала ее мужеству и силе, ее стойкости и непоколебимой уверенности в том, что она сделала все, что смогла для Победы. Помню, еще когда училась в начальных классах, читала про героев Великой Отечественной, октябрят и пионеров. Да-да, и Павлик Морозов, и Зоя Космодемьянская и другие – они все вошли в мою душу своими подвигами, ведь они были ГЕРОИ. Я никогда не признавалась ни одному человеку в том, что мне было страшно… - я понимала, что сама бы ни за что на свете не выдержала пыток и призналась во всем. Как можно терпеть такую чудовищную боль? Нам же рассказывали, как фашисты пытали детей!

Я молчала, всегда молчала, и мне было безумно стыдно надевать октябрятский значок, а потом пионерский галстук, зная, что я также могла бы быть ПРЕДАТЕЛЕМ РОДИНЫ. Потом все поменялось – демократия, перестройка, стали открываться совершенно новые страницы, в том числе и военной истории: Великая Отечественная, Афганистан… где все было совсем не так красиво, как об этом говорили, а так как до этого молчали. В этой истории нет ничего нового, никаких кровавых откровений и порочащих истин, это просто история еще некоторого количества «маленьких людей», винтиков по которым прошлось мировое колесо истории. 

Зачем я ее написала? Чтобы помнить. Чтобы помнила моя дочь, ее внуки. Потому что надо знать не только историю своей страны, но и историю своей семьи. Без этого человек не до конца человек. Так я думаю.

Материал опубликован в рамках конкурса «Живое русское слово».