Два года назад, сидя как-то тёплым летним вечером на Штромке (парковая и пляжная зона в Таллине - прим.ред.) и медленно попивая пивко, я так глубоко канул в свои мысли, что совершенно не заметил приближение этого странного человека, и лишь хруст под ногой  сломавшейся палочки от мороженного заставил меня очнуться и поднять голову.

Он был высок и чрезвычайно худ, давно нестиранная измятая одежда его пропахла костром и запах этот, смешиваясь с тяжким духом немытого тела, вызывал непроизвольные позывы к рвоте. Босые ноги незнакомца были темны от грязи и запёкшейся крови, промежность драных джинсов покрывали подозрительные коричневые потёки, на рубашке не хватало половины пуговиц. Копна всклокоченных волос обрамляла лицо, которое состарили не столько годы, сколько долгие лишения и переживания.

- Kuule...– молвил он, еле шевеля изъязвлёнными губами. Его дрожащая худая рука потянулась ко мне – в костлявом кулаке был зажат свёрнутый в тугую трубку листок бумаги. Прерывисто вздохнув, незнакомец покачнулся, ноги его подкосились и он повалился на песок, негромко при этом пукнув. Судорога пробежала по его ужасно худому скелетоподобному телу, колени прижались к подбородку, и весь он стал как-то съёживаться, принимая позу зародыша. После чего затих, словно закаменел.

Я присел на корточки и заглянул ему в лицо – без сомнения он был мёртв.

Свёрнутый в трубочку листок бумаги выскользнул из его пальцев и гонимый ветерком, покатился по песку в сторону  моря. Не знаю, что заставило меня кинуться за ним вслед и развернуть эту бумажку. Напрягая зрение (ибо  уже стемнело), я понял, что передо мною стихи на эстонском. Я торопливо сунул листок в карман и покинул пустынный пляж, оставив позади неподвижное тело таинственного незнакомца.
 

После того, как удалось наконец получить грамотный художественный перевод (содержимое рукописи не давало мне покоя), передо мной наконец открылась тайна погибшего поэта: впрессованная в стихотворные строки горькая судьба человека, растратившего свою жизнь в тщетных поисках... Впрочем, предоставим слово поэту. Поскольку рукопись никак не была озаглавлена, я позволил себе назвать её

                                                     
Могила Калевипоэга.
 

Кому обязаны  эстонцы великой славой на века?

Врагов коварных чья громила безостановочно рука?

Кто мерил поступью широкой Эстонию и вширь и вдаль?

По ком звучит в душе народной святая вечная печаль?

Могучий Калева наследник – вершитель многих славных дел!

Где Калевипоэга  могила? – узнать я страстно захотел.

Хотелось преклонить колена над прахом, что так дорог  мне.

Без сна валяясь  на постели, я грезил о великом  дне,

Когда взойду на холм могильный, под коим спит наш  богатырь,

Чьё имя Крейцвальд – вот досада! – упомянуть  в стихах забыл.

Коснусь рукой  святого места, возьму оттуда горсть земли

Чтоб после  многие эстонцы её со мной делить смогли.

И вот бреду, пылая страстью – так день за днём, за годом год

Ищу великую  могилу – но что-то как-то не везёт.

Хранят холмы, леса молчанье, укрыв собой богатыря...

Старик один сказал недавно: «Ты, парень, время тратишь  зря.

Калевипоэг – только сказка, здесь никогда такой не жил».

О, мудрый старец, горьким словом мою ты душу отравил,

Посеяв семена сомненья и охладив священный  пыл!

Отныне путь мой всё туманней, надежда гаснет с каждым днём

Растаял в области  преданий богатыря могильный холм..

Чего ищу -  мечты лишь отзвук? Куда бреду, уныл и бос?

Пообносилась  вся одежда, немытым волосом оброс

И мучают попеременно  чесотка злая да понос.

Уж нету сил  топтать дороги, разбилась вдребезги  мечта

Пронзительно  скрипят суставы, вселилась в  душу пустота.

Иду бесцельно, безоглядно, в оцепенелом забытьи

Калевипоэга могилу увы, не удалось найти

Никто уже века не помнит, где точно захоронен  он

На поиски всю  жизнь потратил я, как последний  мудозвон!

Я чую: силы на исходе и скоро мой прервётся путь

Простым бродягой безымянным придётся мне в земле уснуть. 
 
 P.S.

И вот совсем недавно, совсем случайно, от старого таллинского тусовщика Рихо Баумана я наконец кое-что узнал о личности дотоле безымянного автора «Могилы Калевипоэга»: им оказался бывший хиппи, андеграундский поэт Рейкко Пуусепп. За три года до нашей роковой встречи на Штромке, Рейкко положили в психиатрическую больницу с диагнозом «шизофрения», откуда он через две недели сбежал, и всё это время пропадал неизвестно где. Правда Рихо Бауман утверждает, что беглого поэта видели то в Валга, то в Раквере, то на Сааремаа...

Так можно ли считать «Могилу Калевипоэга» своего рода путевыми заметками, или описанное в стихах многолетнее странствие лишь плод больного воображения бедного Рейкко? А впрочем, неважно. Я лишь искренне надеюсь, что за смертной чертой душевные терзания Рейкко закончились и на «том свете» его мятежный дух получил наконец ответы на все мучившие его при земной жизни вопросы. И в первую очередь конечно же, ответ на самый главный вопрос: где же всё-таки похоронен могучий сын Калева?